Воспоминания Волчок Янины Михайловны, 1924 г. рождения, жительницы деревни Жорновка Волковысского района (записал и обработал для публикации Николай Быховцев, фото Vladus)

Родилась я в деревне Жорновка. Мои родители оба были с Волковысского повета: отец Антонович Михал с деревни Жорновка, а мама Ядвига, по девичьей фамилии Шушкевич – с деревни Ясеновица. Отец держал небольшое хозяйство и был сапожником. Нас детей в семье было три девочки – Регина, я и Леонарда. Четырёхклассная школа при Польше, куда я пошла учиться, стояла на горе в соседней деревне Романовке. В школу пошла в шесть лет вместе со своей старшей на два года сестрой Региной. А взяли меня в школу раньше срока потому, что к этому времени научилась читать. Да и мама попросила за меня учителя, так как для семьи было дешевле купить одни учебники на двух детей, а учебники тогда дорого стоили. Читать по-польски научилась при маме, когда она читала библию и другие религиозные книги. Хотя мы были католиками, но дома говорили «по-просту» и относили себя не к полякам, а к белорусам. До школы польскую живую речь я могла слышать в костёле, да у нас в доме, когда к папе за ботами (сапогами) приезжали паны с самой Польши.

В костёл сначала ходили за 10 км Волковыск. Большей частью дорога через лес шла. Бывало, мама замучится, ляжет возле дороги на травку отдохнуть, а мы с сестрой в это время бежим в лес ягоды собирать. Незадолго до войны в соседнем местечке Изабелин на людские пожертвование построили деревянный костёл, который, впрочем, долго не простоял, сгорев в июне 1941 г. на третий или четвёртый день войны.

Учительница у нас была по фамилии Адамчук. Хорошая такая. Когда в 1935 г. умер Пилсудский она водила нас школьников к себе домой слушать радио. Мы говорящий ящик первый раз увидели. Окончила школу я на отлично. Наш войт Печеневский с Изабелина предлагал моей маме, чтобы я за государственный счёт продолжила образование. Однако к этому времени умер наш папа, болевший туберкулёзом, а на руках у мамы остались три дочери, старшая из которых Регина поступила в Волковыскую гимназию, но закончить её помешала война в 1939 г. Тогда я ещё не понимала, что значит не получить нормального образования, о чём в будущем не раз очень жалела. Самую маленькую сестру Леонарду после смерти отца к себе на воспитание забрала мамина сестра в Волковыск. Потому единственным помощником в семье для мамы оставалась я, 11-летняяя девочка.

После смерти отца мама сильно заболела на почки. Лечилась в волковысской сеймиковой больнице, но до конца не вылечилась. За лечение пришёл счёт, который мы не могли оплатить. Тогда к нам пришли судебные исполнители и описали корову с запасом зерна. Помог с деньгами наш сосед, которому мы пасли две его коровы.

К нам в деревню часто еврейские купцы приезжали покупать телят, баранов, птицу. Когда мама лежала больная в постели, к нам за тёлкой приехали евреи. Они заставили солтыса запрячь телегу и завести на ней маму в Волковыск в еврейскую больницу, где за лечение денег с неё не взяли.

Когда в 1939 г. пришли первые Советы, нашим крестьянам разделили землю пана Почубута, который жил по соседству в фольварке. За это на следующий год начисли большие налоги.

Волчок Янина

Во время немецкой оккупации, в 1942 г. на работу в Германию вместе с мужем отправили мою сестру Леонарду. Однако на медкомиссии в Белостоке её вернули назад, так как была беременной. Её муж Иван Папай сильно скучал по молодой жене и родившемуся ребёнку, а потому, работая на хозяйстве у бауэра, решился на побег. В январе 1943 г. ему удалось добраться к нам в Жорновку, где целых три месяца прятался в сене на чердаке нашего дома. Только ночью заходил ночевать в дом. В апреле месяце его обнаружили. К нам в дом нагрянули жандармы и сильно избили Ивана. За укрывательство беглеца досталось резиновой палкой и моей сестре с мамой. В наказание за побег Ивана отправили в трудовой лагерь в Германию, где он и погиб. После у сестры родился ещё один ребёнок.

В 1942 г. меня хотели выслать на работы в Германию. Я вместе с четырьмя другими девчатами с деревни спряталась в болоте в камышах. Нас полицаи искали, но не нашли. Мы же вернулись домой после того, как партию молодёжи уже отправили. Оказалось, что должны были выслать меня одну из пяти человек. За мой саботаж немецкие власти наложили штраф в 500 марок. А тогда это были большие деньги, которых у нас просто не было. Заплатил за меня штраф местный пан Почубут, за что я бесплатно работала у него на хозяйстве около двух лет. Правда, он давал нашей семье своих коней для работы на поле. Пан, хотя и добрый был, но работой загружал сильно: ухаживала за восьмью коровами, свиньями, другую разную работу по хозяйству выполняла. Здесь у Почубута работал молодой парень Василий Васильевич Волчок. Хозяин нам посоветовал жениться, так как женатых тогда уже в Германию не брали. В феврале 1944 г. мы поженились, а в ноябре 1944 г. у меня родилась дочь Регина.

В Германию угнали и мою старшую сестру Регину, которая после войны осталась жить в Польше в городе Гданьске, где выучилась на специалиста и вышла замуж.

Когда 14 июля прогнали немцев, моего мужа Василия сразу после прихода Красной Армии, 18 июля 1944 г. взяли в армию и отправили на фронт. Во время боёв за Кенигсберг в Восточной Пруссии получил тяжёлое ранение и его отправили в госпиталь в Литву, где он и умер 22 ноября 1944 г. Будучи беременной, я поселилась у мамы, где и родился мой единственный ребёнок – дочь Регина. Мне, как вдове погибшего на фронте мужа власть дала коня. Поехала в Волковыск на базар, купила хомута и другую упряжь. Со временем приобрела свою телегу и стала я вдвоём с младшей сестрой Леонардой хозяйствовать на своей земле. Несмотря на то, что мы с сестрой были вдовами, а на руках у нас было трое малых детей, да больная мать, нас обложили таким большим налогом, что мы не имели сил намолотить столько зерна. У одного хозяина имелась механическая молотилка, то многие с деревни возили к нему молотить зерно. Зерно ещё требовалось самим завезти на своём транспорте в Волковыск на приёмный пункт, где надо было целый день отстоять в огромной очереди. А при нехватке дома рабочих рук разве могли такое себе позволить? Потому выезжали вечером, чтобы с самого утра оказаться первыми в очереди. На дорогах в то время бандиты людей грабили, а потому собирался нас целый обоз, чтобы мужики могли дать им отпор.

Волчок Янина

Наша старая хатка вскоре после войны стала разваливаться. Местная власть предложила мне занять пустой домик в Изабелине, оставшийся после выселения немцами евреев в 1942 г. Однако тот дом был немногим лучше нашего, а потому мы с мамой решили строиться у себя в деревне. Единственное, чем смогла помочь власть, так это снизили в два раза цену на лес для строительства. В остальном, как могла, выкручивалась сама. Деньги на стройку добывала со своего хозяйства: то тёлку продам, то кабанчика. Ведь в то время в колхозе за работу не платили, работали даром. Единственное за погибшего мужа на ребёнка государство платило небольшое пособие, которое и то дали только спустя 3 года после его рождения. В новый дом перебрались в 1955 г. Как он тяжело мне дался, не рассказать. Ведь строила дом без мужских хозяйских рук. К тому же надо было воспитывать своего ребёнка. Младшая сестра Леонарда также растила без мужа двух детей. Часто болела. 11 месяцев лежала только в гродненской больнице. Поэтому приходилось смотреть и за племянниками.

Наш колхоз имени Жданова образовался в 1951 г. на базе хозяйства бывшего фольварка пана Почубута. Вступили в него из нашей деревни все, никого не минула эта участь. Единоличников у нас не было. С нашего двора в колхоз забрали коня с упряжью и возом. Первым председателем, которого сами выбрали, стал наш деревенский мужик Александр Загорский. Однако он на своём посту недолго пробыл – не очень грамотным был. Прислали другого. Вообще сменяли они друг друга часто. 2 февраля 1951 г. меня определили дояркой на ферму, в бывший панский хлев, где я ухаживала за 15 коровами. Надо было самой накормить и напоить скотину: сечку нарезать (сечка – посеченная на мелкие части солома с сеном), воду из колодца вёдрами поднять. Самой гной из-под коров вычистить, ну и, конечно, подоить. Мало того, нас доярок ещё заставляли другую работу выполнять: то картошку убирать, то сенаж на зиму заготовлять, да и за телятами смотреть. Бывало, дневали и ночевали на ферме. Это был сущий ад. Выдерживали мы только потому, что молодые были. А вот коровам доставалось ещё больше, чем нам. Хозяин в своём доме за коровой ухаживал, как за ребёнком, старался и в тепле зимой содержать и накормить сытно. Колхозные же коровы от мороза и плохой пищи обессиливали и валились с ног. Доярки верёвками поднимали их, отхаживали, как могли.

И за весь этот каторжный труд, в конце года получила всего лишь 50 кг зерна и больше никакой оплаты. И так несколько лет подряд. Выживали только за счёт своего подсобного хозяйства, где у нас с сестрой Леонардой имелось три коровы. С кормами для них было трудно, а потому в качестве дополнительного пайка приходилось каждый вечер с фермы на плечах нести им сечки. Об этом и начальство знало, но входило в наше положение и закрывало на кражу глаза. В колхозе все воровали, иначе нельзя было выжить. Придёшь поздно вечером с фермы, а отдохнуть некогда – надо своим хозяйством заниматься. Ложилась спать в час ночи, а утром в пять часов надо было подыматься и бежать на ферму доить коров.

Проработала на ферме 15 лет. И всё это время без единого выходного, без единого отпуска. И всё за мизерную плату, а можно сказать бесплатно. Только при Хрущёве, когда ввели новые деньги, нам дояркам стали выплачивать по 15 копеек в день. Как раз на эти деньги можно было купить одну буханку чёрного хлеба. В 1966 г. я попала под копыта коров и после долгого лечения по инвалидности ушла на пенсию, которую мне назначили в размере 47 рублей. Свою дочь Регину, несмотря на крайнюю нужду, сумела выучить. Окончив в Ошмянах техникум, вернулась работать в Изабелин, где живёт по настоящее время. Не забывает обо мне, приезжает в Жорновку каждый день, привозит свежие продукты. У меня уже и правнуков трое. Пенсии, которую мне сейчас платят 460 рублей, на жизнь хватает. Да много мне сейчас и не надо. Из хозяйства осталось 10 курей да пару индюков. Дровами на зиму внучка снабжает. Дочь хотела на зиму к себе забрать, но я отказалась: могу ещё сама за собой поухаживать. А деревня наша доживает последние года. Скоро в ней некому будет жить.