Бывшие политзаключенные в Беларуси: трудности после освобождения

В Беларуси супруги были приговорены к двум годам колонии и полностью отбыли свой срок, после чего покинули страну. В интервью DW Беларусь бывшие политзаключенные рассказали, с какими трудностями столкнулись после заключения и почему считают, что политзаключенных необходимо спасать всевозможными способами.

Спустя год после освобождения, признается Владимир, им с Надеждой тяжело:

— Мы думали, что будет лучше. Чувствовали себя гораздо лучше в разные части этого года, но сейчас понимаем, что последствия… Мы только вершину зацепили, все еще впереди.

— Мы первое время не могли звонить даже собственной семье, — продолжает Надежда. — Не могли нормально разговаривать. И до сих пор не можем разговаривать со многими нашими друзьями.

Адаптация не произошла, но происходит, добавляет Владимир.

— Сейчас открываются более глубинные проблемы: то, чего не было видно изначально. Когда я приехал в Варшаву, через 2-3 недели я чувствовал себя самым живым человеком на свете, думал, что я могу все. Но это прошло.

За время нахождения в колонии, рассказывает Надежда, она написала много песен.

— Во время рабского труда на фабрике, где мы шили милицейскую форму и в процессе всех работ по исправлению меня как личности, я написала песню «Зорамі», в которой очень жесткий посыл, очень жесткий текст, но это крик из тюрьмы, крик из-за стен. 

На курилках или локальных участках (что, по сути, одно и то же), очень тихо, на ушко, я показывала другим политзаключенным эту песню. Потом мы пели вместе. Когда у нас получалось каким-то образом урывать минуты, мы много пели эту песню. И плакали. Она нам помогала выжить.

В тексте песни есть слова «Нас катавалі — мы вар’яцелі, Вы спачувалі, але ўсё глядзелі-глядзелі-глядзелі-глядзелі-глядзелі». Девушку спросили, кому они адресованы.

— Примерьте этот вопрос на себя и измерьте рамками собственной совести. Если это не о вас — это не о вас. Много теорий, о ком это: о работниках исправительной системы, судебной системы, о государстве, тех, кто не вышел, не помог Беларуси. Я отвечать не буду.

Я еще хотела сказать всем, кто обижается. Если прямо сейчас сидит человек в тюрьме и кричит в небеса: «Я все ненавижу, я вас ненавижу, меня никто не спасает, почему я здесь?». Он имеет право на эту эмоцию или это не политкорректно к миру? К сожалению, прямо сейчас люди там. Людям плохо, они кричат. Я вынесла немного крика сюда. Вот он так выглядит.

Тем не менее, я думаю, что важный вопрос, который нужно поставить к этой песне — это не кто те, кто глядел, а кто мы? Мы станем «зорамі» — те, кто сделал что-то хорошее, пожертвовав собой, преодолев страх. Мы — эмигранты, мы — «сидельцы», мы — беларусы как нация? Это более интересно. Но я знаю, что это «мы» — существует.

Надежда Калач также немного рассказала об условиях в заключении.

— Это нечеловеческие условия, нечеловеческая мука. Людей выдергивают из собственной жизни. Окрестина — это ад на земле. Володарка — там нет воздуха, солнца, ты просто дитя подземелья. Гомельское СИЗО туда же. Колония — это бесконечный рабский труд.

И профилактические беседы, попытки перевоспитать человека, у которого изначальная установка — эмпатия, сопереживание, неприятие несправедливости и насилия.

Также супруги считают, что беларусских политзаключенных необходимо спасать всеми возможными способами.

— Каждый раз, когда я случайно натыкалась на дискуссии беларусского общества о том, стоит ли спасать политзаключенных или не стоит торговаться с режимом, мне становилось плохо. Если этот вопрос вообще стоит, значит, мы ничему не научились.

Ни одна идея не стоит человеческой жизни и свободы. Если можно направить свои силы не на обсуждения этого, а спасение людей, то надо пытаться давить, торговать, договариваться — делать все, что угодно.

Людям плохо. Они не то, что страдают там: люди теряют себя, здоровье, жизнь. Да, мы не можем сейчас придумать что-то такое, чтобы все получилось. Но нужно пытаться.