Ровенская область Украины граничит с Беларусью, а точнее — с Брестской областью нашей страны. От близких когда-то соседей, к которым украинцы ходили за черным хлебом, а в ягодный сезон — пособирать чернику, теперь Украину отделяет не просто граница, а рвы, окопы и полосы минных полей. Как во время большой войны живут приграничные села Ровенской области, читайте в репортаже «Громадське».

Фото: пресс-служба президента Украины

Фото: пресс-служба президента Украины

Маршрутка-трясучка приближается к границе с Беларусью разбитой асфальтированной дорогой. Старенький автобус спасает от удушья только открытое окошко — скрещиваю пальцы, чтобы только бабушка на сиденье рядом не попросила его закрыть. Пока моя соседка занята своим обедом и о сквозняке не переживает, поэтому я с облегчением рассматриваю виды Ровенской области.

По обе стороны, где дорога сворачивает в лес, замечаю красные таблички. Когда маршрутка тормозит перед очередной ямой, удается прочесть предупреждение: «Осторожно, мины».

«Откуда в Ровенской области взялись мины?» — удивлялись еще полтора года назад в комментариях под новостью о том, что на севере области мужчины, которые поехали воровать древесину, сбили предупредительный знак и наехали на мину.

Да, здесь не было боевых действий, но для своей же безопасности Украина заминировала весь пограничный периметр с Беларусью.

Чтобы увидеть, как изменился быт людей, жизнь которых всегда была связана с лесом, «Громадське» отправилось на северо-западную границу Украины. 

Неодинаковыми тропами

Наконец-то доехали до Заречного — семитысячного поселка, откуда до Беларуси уже рукой подать. Выхожу в центре, здесь каждую среду базарный день. Людей не очень много: кто-то принес овощи или фрукты, другой торгует медом. Замечаю женщину возле магазина, у нее в корзине черника. Зная о запрете посещения леса в этой громаде, спрашиваю, где она собирала ягоды.

«Идем в лес. Крутимся, вертимся. Сейчас ищут места, где можно собрать ягоды, немного заработать летом. Не у всех здесь работа есть», — жалуется женщина. Она отмечает, что вблизи нет пограничников, которые не пускали бы в лес. А вот немного дальше, на границе, уже жесткие ограничения. 

Разговор зашел о несчастных случаях, когда кто-то подорвался на мине. «Люди бывают такие невнимательные, что идут и того знака не замечают. Или замечают, но не учитывают», — говорит женщина.

Недалеко от нас дедушка разложил баночки меда — 150 гривен за одну, разнотравье. Подошла пенсионерка Надежда — у нее два ведерка смородины.

Женщина сетует, что хоть сегодня и базарный день, но людей мало. Молодежь уехала, а «пенсия сидит по домам». Спросил, слышала ли она что-нибудь о подрыве на минах весной. Собеседница только пожала плечами.

— Слышишь, где в нашем районе подорвался трактор? — спрашивает Надежда у знакомой, заинтересовавшейся ягодами.

— Не в Неньковичах? — в ответ спрашивает приятельница.

— Месяца три назад было такое. Тракторист и еще один рядом, — вмешивается в разговор дедушка.

— Насмерть? — уточняет Надежда.

— Прицепом наехал. Остались живы, — говорит пенсионер.

— Только бы люди живы были, а с этим хламом как-нибудь будет, — заключает женщина.

Из новостной ленты: 5 апреля на пограничной полосе на мине подорвался трактор. Двое гражданских ранены. Повезло: травмы легкие. Местные власти сообщили, что водитель проигнорировал указатель «Опасно — мины».

Надежда отмечает, что местные даже берут с собой в лес документы. И добавляет, что они знают о тех заграждениях, куда точно нельзя.

— Люди трудолюбивые, везде порядок. Идут за ягодами, ведь надо как-то зарабатывать. А как их тяжело собирать в такую жару! Идут, зарабатывают. И комары там, и подорваться можно, — рассуждает Надежда.

Интересуюсь, не страшно ли жить так близко к Беларуси? Кто-то рядом отвечает, что уже привык. Надежда, напротив, волнуется: «Радио объявило, что китайцы в Беларуси на нашей границе проводят учения. До сих пор ничего здесь не было, слава богу. А дальше что будет?»

Однако страх сразу сменяет гнев: женщина ругает оккупантов, как вдруг посреди проклятий плачет.

— Мы все живем войной. Вот бы она закончилась, чтобы парней погибших не везли, чтобы молодежь вернулась. Парней везут, цвет нации. А есть и такие, что еще детей не родили, после себя обрезали род. Чтоб он сдох! Чтобы кто ту ракету запускал по «Охматдету», чтобы они до седьмого колена мира не видели.

Разрушенный дом в селе. Фото: «Громадське»

Разрушенный дом в селе. Фото: «Громадське»

Указателями — и грубу топить!

После разговоров с местными отправляюсь на встречу с пограничниками и главой поселкового совета Богданом Квачуком. Тот уверяет, что местные власти постоянно общаются с населением по поводу минной безопасности и указывают на места, которые посещать нельзя. Ради этого обращались и в региональные медиа.

Глава села утверждает, что отношение местных изменилось, если сравнивать с тем, что было в начале полномасштабного вторжения: «Раньше часть игнорировала предупредительные знаки, а сейчас все понимают, потому что были примеры, когда пренебрегли и подорвались. Теперь понимают, что туда нельзя идти».

Запрет на посещение леса не тотальный: пограничники определили участки, куда местные ходить могут — в частности, для сбора лесных ягод. Но есть места и под строгим запретом. Их пограничники патрулируют. Говорят, пока на минных полях собирателей черники не ловили.

«Сбор лесных ягод так и остался главным доходом для многих. Если какой-то хороший участок прилегает к границе, то теперь собирать там люди не могут — должны ехать в другую сторону. Впрочем, кто собирал ягоды, тот их и дальше собирает, потому что леса у нас много», — рассказывает глава местной власти.

Богдан Квачук отмечает: подрывы происходят прежде всего из-за игнорирования предупредительных знаков. Чтобы таких случаев стало как можно меньше, с местными постоянно говорят о минной безопасности, особенно с детьми.

В большинстве школ уже открыли классы безопасности — там ученики узнают, что такое мина или граната, как с ними обращаться.

Заговорившись с Богданом, вспоминаю, что так и не сделал фотографию в центре поселка, пока там местные продавали овощи и ягоды. Возвращаюсь, но палящее солнце уже разогнало людей по домам. Отправляюсь в редакцию местной газеты «Полесье», чтобы и поискать у коллег убежище от жары, и разузнать местные секреты.

Главный редактор Семен Полюхович жалуется, что, несмотря на продвижение в вопросах минной безопасности, угроза то и дело все же возникает из-за банального отсутствия предупредительных знаков.

«Указатели следует периодически обновлять или делать их более долговечными. Как ехать в приграничные села, то есть даже обочины дорог заминированные. Местные знают, а кто-то другой может и не сориентироваться», — говорит Полюхович.

Село Неньковичи находится меньше чем в трех километрах от беларусской границы. Фото: «Громадське»

Село Неньковичи находится меньше чем в трех километрах от беларусской границы. Фото: «Громадське»

Редактор вспоминает комичный случай, когда женщина забрала указатели «Осторожно, мины», наверное, чтобы грубу (домашнюю печь) топить. К счастью, это вовремя заметили и эти знаки у нее забрали и вернули выполнять свою важную функцию.

В редакции вспомнили и тот случай, когда уже в самом Заречном в декабре 2022-го на мине подорвались местные, которые поехали воровать древесину. К слову, с ворами-неудачниками все хорошо. Тогда местные власти сообщали, что они были задержаны, когда бросились бежать после подрыва. Однако уголовных дел на них не открывали, сообщили нам в полиции. 

Жизнь продолжается?

Семен Полюхович предложил поехать в село Неньковичи, где до границы с Беларусью менее трех километров. Раньше там местные ходили за черным хлебом в беларусское село через лес. Сейчас они, конечно, эту практику прекратили.

После недолгой дороги выходим из нагретой солнцем машины. Дом со столба рядом охраняют аисты. Здесь живут теща и тесть Семена. Пока наслаждаюсь вожделенной прохладой, Светлана подает борщ и завязывает со мной разговор. Женщина жалуется, что из-за запрета пользоваться землей страдает частное хозяйство.

«Люди коров сдают, потому что сенокоса и выпаса мало. Рядом с границей есть река, где раньше рыбу ловили — сейчас тоже нельзя. Насеяли в 2022 году зерновые и не молотили. Так оно там и осталось, потому что в 2023-м уже туда не пустили, — рассказывает о минусах жизни в приграничье с началом войны Светлана.

Впрочем, женщина добавляет, что хотя ситуация заметно ухудшилась, однако «прокормиться» им хватает. Жизнь продолжается. А главное, что врага здесь нет, говорит Светлана.

Тем временем местные женщины уже выложили по центру идущей через село грунтовой дороги плотный ряд из зелени и цветов. Несколько девушек в черных платьях и платках принесли рябину, ветки березы, папоротник. Цветочная тропа протянулась от начала села до традиционного для Полесья деревянного дома. Оттуда — дальше к церкви и на кладбище.

Похороны погибшего на войне односельчанина. Фото: «Громадське»

Похороны погибшего на войне односельчанина. Фото: «Громадське»

В Неньковичах будут хоронить уже четвертого земляка, погибшего на большой войне. Став на колено, слышу, как с приближением полицейских сирен — предвестниц похоронной процессии — становится громче и плач женщин. В этот момент понимаешь, что это значит — общее горе.

Раздался залп холостых выстрелов. «Теперь он дома», — тихо говорит одна из женщин позади толпы, пока гроб опускают в землю. Хоронят военнослужащего Владимира Демчука: молодой парень лет тридцати погиб от российской авиабомбы на Харьковском направлении. Односельчане говорят о нем: «При жизни никого не обидел».

Проведя героя в последний путь, обратно в дом Светланы и Николая мы возвращались молча. В мыслях снова и снова всплывала фраза Надежды из Заречного: «Мы все живем войной». Казалось бы, небольшое село среди лесов в тысяче километров от линии фронта. Однако война приходит и сюда.