Экс-сотрудница Офиса Светланы Тихановской, медиаменеджерка и специалистка по социальным коммуникациям Анастасия Костюгова на канале «Жизнь-малина» рассуждает о расколе в беларусском обществе и национальном примирении, а также о том, как «склеить» беларусов с разных полюсов и можно ли договориться с Лукашенко об освобождении политзаключенных. Главные тезисы ее интервью опубликовала «Салідарнасць».

О национальном примирении

— Я за национальный диалог. Я не вижу другого варианта. Более того, протестующих все время обвиняли в том, что мы действуем по методичке, — и я решила поискать эти самые методички. Их, конечно, не существует, но есть книги по политической теории, по организации массовых движений, о Третьем Рейхе и его пропаганде. И вот посмотрела, как исторически все было устроено.

Например, пример послегитлеровской Германии рассказывает довольно разочаровывающую историю, если мы ищем справедливости и мести, — на одном заводе могли работать бывший узник концлагеря, солдат Вермахта и журналист, которого держали в тюрьме. Просто все приняли, что есть часть общей истории, очень темная, — «и мы не месим друг друга в подворотнях, не мстим до последнего, мы просто идем дальше, потому что иначе не выберемся из этого никогда».

Когда я это прочитала, был шок: в смысле? А как же все эти Нюрнбергские суды? Нет, конечно, с топовыми злодеями разобрались — не было такого, что всем пожали руки и сказали: вы тут немножечко поубивали пол-Европы, но ладно, идите. Однако простые винтики, которые говорили «я просто выполнял свою работу», получили достаточно лайтовые сроки, например, два года условно.

То есть чувство внутреннего негодования и поиска справедливости говорит нам, что все эти люди, которые давали огромные сроки, были следователями, прокурорами, приходили на задержания — все они нарушили закон и должны получить свое. Желание возмездия абсолютно нормально в нашей ситуации, мы все очень пострадали от этого государства.

Но это в идеальной вселенной. Опыт переживания таких темных времен в основном показывает: есть некая группа, которая несет ответственность за последствия, которую показательно судят, но все остальные — а их очень много, людей, бывших частью системы, тех, кто участвовал в репрессиях, — просто будут жить с нами в одной стране.

И придется идти на компромиссы, договариваться, соглашаться всем сторонам на какой-то средненеприятный, неидеальный вариант сосуществования. Либо мы займем место следующего репрессивного режима, где все они будут преследуемы. 

О социальном контракте

— Беларусы достаточно много лет жили как бы в вакууме. Тепличная автократия, в которой мы существовали, имела и минусы и плюсы. Плюсы заключались в том, что можно было не вникать, что происходит вокруг в мире — этим занимается «большая твердая рука». И мне кажется, что это было частью контракта тоже.

Ведь если вспомнить, по-честному, до 2020 года большинство людей все устраивало, и значит, это тоже — что за нас с геополитической головной болью разбираются, и можно об этом не думать.

А сейчас мы попали в широкий геополитический контекст, когда все смотрят по сторонам, в том числе внутри страны, и думают: а ведь могла быть и у нас война. Когда смотришь на войну так близко, многим кажется, что, раз у нас ее нет, «пока нормально».

И поскольку ты беларус с генетической памятью, который «отхватывал» во всех войнах, кажется разумным промолчать — пусть этот ураган пройдет, может быть, мимо нас его пронесет, а потом будем думать про свои права. Думаю, произошла такая перепись социального контракта, власти делегировали ответственность за «абы не было войны».

О политзаключенных

Мама Анастасии, политолог Валерия Костюгова, осуждена в Беларуси на 10 лет колонии якобы за «заговор с целью захвата власти».

— Есть вера, что она не отсидит полный срок. Не думаю, что произойдет что-то в ближайшее время — предпосылок нет, чтобы такая смена курса случилась. Я верю в то, что могут сложиться обстоятельства, которые позволят ей выйти раньше, но когда конкретно это будет, в какой месяц, день и год, конечно, не скажу.

Что дочь политзаключенной думает насчет переговоров с режимом об освобождении узников?

— Вообще, хоть с чертом лысым надо на переговоры идти для того, чтобы освободить этих людей, — как угодно, с кем угодно. Проблема в том, что они не хотят с нами разговаривать, а нам нечего им предложить. Как только появится точка для переговоров — зачем с нами разговаривать, что есть такого ценного, чтобы вообще нас слушать, — конечно, нужно идти и говорить.

Люди сидят, и я не знаю, спрашивал ли кто-нибудь у них: если сейчас предложат выйти, возможно, придется что-нибудь подписать или сказать, дать интервью ОНТ — или вы не выйдете и будете сидеть свой срок, но зато будете держаться ваших принципов. Уверена, есть часть людей, которые скажут: пошли они в ***, не буду ничего подписывать и говорить, — их не очень много, но они есть.

А есть все остальные, у кого в заключении уже начинают выпадать зубы, и они ответят: конечно, куда идти и что подписывать?

Когда ты в Польше и у тебя все хорошо — нельзя сидеть и рассуждать за политзаключенных, насколько они принципиально должны до конца своих сроков сидеть, чтобы доказать нашу правоту. Нет. Так не должно быть.

Поэтому, в моем понимании, не существует таких людей, с которыми нельзя разговаривать. Нужно идти говорить с кем только возможно, даже если они нам не нравятся и мы их презираем, — если есть хоть малейший шанс, что какой-то будет результат.

О расколе в обществе

— Думаю, не нужен какой-то специальный клей, чтобы «склеить» беларусов с разных полюсов. Нужно просто разговаривать друг с другом. Пытаться это постоянно делать.

Это в наших интересах — больше начать понимать друг друга. Не фыркать в первую же секунду, когда ты слышишь другое мнение, на секундочку отбросить пренебрежение и попробовать ответить.

Может быть, конкретный оппонент тебя не услышит, но другие, условно, сто тысяч человек, кто посмотрит твой TikTok, если 30 из них подумают — а может, правда? — дело сделано, и надо продолжать.