Фронтмен группы J:Mors Владимир Пугач — об эмиграции, ностальгии и тех, кто остался.

— К моменту, когда я приехал в Польшу, большинство остальных уже были здесь, — рассказал о своей эмиграции Владимир Пугач на канале Николая Халезина. — Когда я пришел на репетицию одного совместного с коллегами концерта, понял, что будто нахожусь в Минске.

Если не выглядывать за окно, ощущение было, что вот мы все опять там. Это очень помогает, особенно в первое время.

В эмиграции жизнь у всех сложилась по-разному. Я изо всех сил здесь стараюсь заниматься тем, что умею и люблю и пока у меня получается. Буду стараться дальше.

Некоторые из моих близких друзей тоже занимаются любимым делом. Бывают ситуации, когда люди идут из прошлого в будущее, находясь в другой стране, и по дороге подрабатывают таксистами, например. А почему нет?

Музыкант рассказал о том, что стало для него приятным бонусом эмиграции, а из-за чего он до сих пор тяжело переживает.

— Я два года, как уехал, и еще не могу себя назвать опытным эмигрантом, но могу сказать, что все, как мне кажется, проходят эти пять стадий — от отрицания до принятия.

Я в этом смысле бегаю по этажам. То есть тебя может на неделю заклинить, потому что тебе попался Reels с красивым снежным видом Минска, и ты будешь ходить грустный. Но потом у тебя концерт или еще что-то — и тебе становится легче.

Ностальгия — это неприятные ощущения. Сначала она была раз в неделю, потом раз в две недели, потом раз в месяц, сейчас, может, раз в два месяца тебя накрывает такая волна, и появляется апатия, трудоспособность опускается до нуля.

В Минске этого, конечно, не было, хоть факторов для депрессии, особенно после 2020 года, и там хватало. Но это другое. Ведь ситуация, когда ты не можешь попасть туда, куда хочешь попасть, это как запретный плод.

Плюс те, о ком бы стоило там позаботиться. Это все переживаешь. Когда ты разговариваешь с отцом или с мамой и не можешь ответить на вопрос «Когда мы увидимся?». Это немного накрывает.

Вообще это самая большая волна эмиграции за всю историю Беларуси.

Жизнь такая штука, что она, простите за банальность, состоит из взлетов и падений. И когда у тебя сиюминутная жизненная задача — не сесть в тюрьму, то ты ее решаешь — не садишься в тюрьму.

А потом выходишь в другой стране с чемоданом и думаешь, как жить дальше. Возможно, следующий этап — это цветочный магазин. А дальше — зависит от человека.

У меня сейчас аудитория, приходящая на концерты, в пять и больше раз меньше, чем в Беларуси. Но зато какой стала география. Когда мы жили и работали в Минске, мне никогда в голову не приходило съездить, там, в Брюссель, сыграть концерт для небольшой диаспоры.

А сейчас важно понимать, что мы живем не в Польше, а в Европе, потому что ты сегодня здесь, завтра в Берлине, послезавтра в Праге. У меня, с одной стороны, аудитория меньше, а с другой уже протоптана дорожка к нашим диаспорам, и мне очень нравится.

И для них это как будто тебе привезли баночку с воздухом с Родины. Я получаю от этого огромный кайф, потому что вижу соотечественников в Вене, Берлине, Мюнхене, Дюссельдорфе, даже в Америке дал шесть концертов и планирую еще.

Это безумно интересно, это совершенно другая публика. Я узнал много людей, которые уехали раньше 2020 года. В основном уехали пассионарии.

И сейчас чем беларусская эмиграция отличается от украинской, на мой взгляд? В Украине от войны бежали все — и официантка, и профессор. Из Беларуси эмиграция более селективная. Поехали те, кто в основном созидает, кто выдумывает и умеет.

Я ни в коем случае не хочу принизить тех, кто остался в Беларуси.  

Более того, в дискуссии между теми, кто остался и кто уехал, я на стороне тех, кто остался. Это надо иметь смелость. А проводить границу между нами — не умно, не уместно и отвратительно.

Очень жалею, что у меня не получается играть концерты в Беларуси. До сих пор есть люди, которые пишут в соцсетях: Владимир, а когда у вас уже будут концерты в Минске?

Ошибочно считать, что в Беларуси люди ушли во внутреннюю эмиграцию, закупорились и боятся. Конечно, боятся, но как только дашь им повод — они сразу поднимают голову, — сказал музыкант.