Карбалевич: Почему “подобрел” Лукашенко

С июля 2024 года власти начали более тонкую игру. Если раньше они налегали только на репрессии, то с этого времени начали небольшими партиями освобождать политзаключенных. С началом избирательной кампании процесс манипуляции вышел на новый этап, пишет политолог Владимир Пастухов.

12 ноября политзаключенная Мария Колесникова встретилась с отцом. После более чем полутора лет полной изоляции. И это стало главной политической новостью последних дней, по крайней мере для независимого сообщества. Все радуются, теперь есть доказательства, что она жива.

И для того, чтобы эта встреча произошла, понадобилось: 1) вмешательство журналиста Би-би-си Стивена Розенберга, который рядом острых вопросов в ходе интервью вынудил Александра Лукашенко что-то обещать; 2) письмо отца Марии Александра Колесникова на имя Лукашенко с просьбой высочайшего соизволения на встречу с дочерью.

То есть чтобы разрешили свидание отца с дочерью, в Беларуси нужно особое личное разрешение властителя. Что, кстати, противоречит даже очень репрессивному белорусскому законодательству.

Сами по себе эти факты очень много говорят о той ужасной ситуации с политзаключенными, которая сложилась в стране.

Если возвращаться к интервью Лукашенко журналисту Би-би-си 23 октября в Казани, то стоит отметить, что фрагмент, который касается судьбы Колесниковой, очень знаменателен.

Из него видно, что в отношении властителя к этой политзаключенной есть что-то личное. Вопросы о судьбе Марии вызывают у него плохо скрываемое раздражение (“я категорически против, что вы начинаете личности выделять”).

Лукашенко много раз говорил, что не воюет с женщинами. Но вся история расправы над Колесниковой это опровергает. Сам факт, что свидание мог разрешить только правитель лично, не оставляет сомнений в том, кто дал указание устроить режим инкоммуникадо в отношении Марии и других знаковых политзаключенных.

Примечательно, что Лукашенко не упустил случая унизить эту яркую фигуру событий 2020 года. На реплику журналиста, что ей не дают свидания с семьей, он заявил: “Какой семье? А где ее семья, вы хоть знаете? Вы даже не знаете, что за семья. Попросил отец ее посетить. Пожалуйста, иди. Он был (речь идет о встрече в медчасти колонии в ноябре 2022 года, после того как Колесниковой сделали операцию. — Позірк). Это семья? Кто-то еще хочет из родных, близких посетить ее, будет просьба — мы ее рассмотрим. Там, возможно, такая семья, что им, может, и неинтересно, как вам, посетить Марию Колесникову. Вы печетесь за нее больше, чем родные и близкие”.

Это просто классическая иллюстрация стиля Лукашенко. Как только речь заходит о его политических противниках, он тут же переходит на оскорбительный тон.

Лукашенко периодически заявляет, что в Беларуси нет политзаключенных, потому что в уголовном кодексе отсутствуют “политические” статьи. Тем не менее освобождение политузников организовано так, чтобы все обратили на это внимание.

С июля по сентябрь было помиловано 115 человек — рекордное количество в истории независимой Беларуси. Это сделано демонстративно. Этих политзаключенных власти могли освободить сразу, одним указом. Однако решили делать это порциями, разделив на четыре части. Освобождение растянулось на три месяца, чтобы привлечь больше внимания к этому процессу. Дабы адресаты увидели или услышали этот сигнал.

Потом возникла пауза почти на два месяца. Видимо, власти ожидали какой-то реакции, осмысливали ситуацию.

7 ноября, к празднику Октябрьской революции, была помилована очередная партия политзаключенных, 31 человек.

Таким образом, с июля власти начали более тонкую игру. Если раньше они осуществляли только репрессии, то с лета начали происходить два параллельных процесса.

Аресты и суды по политическим делам не останавливаются. Согласно оценкам правозащитников, с 3 июля по 16 сентября статус политзаключенных получили 142 человека (а вышли на свободу по помилованию за этот период, напомню, 115).

С началом избирательной кампании ситуация усложнилась, процесс манипуляции вышел на новый этап. С одной стороны, политические репрессии резко усилились. По всей стране проходят массовые облавы на людей, которые как-то засветились в протестной деятельности. Считается, что это профилактические, превентивные меры, призванные предотвратить протесты на финише избирательной кампании.

С другой стороны, власти, судя по всему, приняли решение ничего не сообщать о репрессиях в официальных СМИ.

Точнее говоря, на основных телеканалах, в газете “Беларусь сегодня” или сайте БелТА о них и так сообщалось не много. Только в чатах и телеграм-каналах силовиков публиковались “покаянные видео”, давалась другая информация о задержании противников режима. Чтобы запугивать людей, включить фактор страха.

А сейчас даже этого нет. И обыватель, который получает информацию только из официальных источников, ничего не знает об усилении репрессий. Он читает только сообщения, что Лукашенко подписал очередной указ о помиловании.

Два параллельных процесса создают такую сюрреалистическую картину благоденствующей страны на фоне скрытого политического террора.

Здесь можно провести исторические параллели. В 1937 году черные “воронки” приезжали по ночам, незаметно, и значительная часть советских людей действительно мыслила в духе пропагандистской песни: “Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек”.

Есть две возможные причины, по которым Лукашенко начал понемногу освобождать политзаключенных.

Один адресат этой политики — внутренняя аудитория. Лукашенко пытается улучшить свой имидж в контексте президентской кампании 2025 года, сделать его более человечным. Ведь ситуация, когда в тюрьмах умирают политзаключенные, выглядит плохо даже с точки зрения его сторонников. Поэтому значительная часть освобожденных — это люди тяжелобольные или преклонного возраста.

Вторым адресатом этих действий является Запад. Интересно, что как раз это Лукашенко пытается отрицать. В том же интервью журналисту Би-би-си он говорит о помиловании политзаключенных так: “Никакой это не шаг к улучшению отношений с вами. Не хотите вы с нами отношений — и не надо. Мы переживем и без вас… Без Запада, запомните. Вы для меня не имеете никакого значения в плане освобождения моих людей”.

Здесь выявляется еще одна особенность политического стиля Лукашенко: утверждение в виде отрицания.

Вождь режима хочет добиться, чтобы Запад признал результаты выборов 2025 года, его президентство. Потому что некомфортно жить в условиях, когда значительная часть мира не считает тебя легитимным главой государства.

Второй мотив — возможные в недалеком будущем переговоры между Россией и Украиной, Москвой и Западом о мире. Понятно, что Лукашенко хотел бы принять в них участие. О чем в последнее время публично говорит.

В понимании Лукашенко, Запад должен смириться с тем, что произошло в 2020 году, и перевернуть страницу, признать новую реальность.

По этой причине правитель посылает Западу такие маленькие сигналы, освобождая небольшое количество политзаключенных, пытается прощупать почву, прозондировать готовность той стороны к переговорам, протестировать реакцию ЕС и США.

Запад приветствовал освобождение части политзаключенных, но призвал прекратить репрессии и выпустить на свободу всех политузников. На этом все и застряло. Пока трудно делать прогнозы на какую-то перспективу, поскольку слишком много неизвестных вводных.

"Позiрк"