Шрайбман: «Это для нас суверенитет — во многом синоним независимости, а для них это — не лезьте в наши дела, мы хотим бить беларусов — будем бить»

— Идея Лукашенко состоит в том, что перемены — это плохо, и он это продает уже 30 лет. Он продает стабильность, — цитирует Артема Шрайбмана Салідарнасць.

Однако стабильность продавать в вакууме нельзя, потому что если ее поворошить, станет ужасно. Ты должен ее чему-то противопоставить: почему у нас хорошо, почему наша стабильность хороша — потому что где-то плохо.

Беларуская консервативная фобия перемен понятна. Она не на пустом месте взялась, у нас есть история, и Лукашенко ее очень качественно годами эксплуатировал.

Каждая внешняя проблема, а сейчас это война, преподносится беларусам как угроза стержневой ценности стабильности.

Этот проект хоть и консервативный, но он не имеет каких-то консервативных ценностей. Единственная его ценность — это отказ от перемен.

В этом смысле он даже на идеологию не тянет. Это только идея — мы не рушим старины. Такая идеологема существовала на этих землях еще до Беларуси. И Лукашенко — просто ее сегодняшнее воплощение.

Единственное, что он добавил в свою риторику, пожалуй, вот эти сталинские нотки модернизации, мол, мы сейчас обновим завод, построим АЭС, в космос запустим. Эти мегапроекты — все модернизационное, что у него есть. Раньше была еще IT-страна.

Все остальные месседжи абсолютно консервативные. Я бы даже сказал консервационные, потому что консервативная идеология все-таки наполнена какой-то сущностью. Ее можно сформулировать, а у режима именно консервация.

Я проанализировал предвыборные программы Лукашенко с 2015 года. Там много такого — не дадим разворовать, не дадим раздербанить, сохраним это, удержимся от того-то. То есть все месседжи туда, назад.

На том, что мы построим новые дороги, современные города, кафешки, что-то еще, он как раз не делается акцент. Но это и не его аудитория. Люди, которые бы этого хотели, для которых ценно именно это, чаще всего составляют костяк тех, кто не любит эту власть.

У идеологии, которую они транслируют, аудитория другая. Она думает примерно так: да ладно, жили и жить будем.

Аналитик продолжает, что среди идей Лукашенко нет положительных образов, а образ будущего отсутствует вообще.

— То, что Минск развивается, он, как мне кажется, развивается вопреки этим взглядом, которые они транслируют.

Они не говорят людям, что наша цель иметь, например, ультрасовременную зеленую энергетику или осовременить экономику. Нет, экономика у них — это только какие-то бесконечные модернизационные проекты, по сути, вливание денег в строительство заводов, когда станки в цеха не влазят.

Даже советская идеология, которая была коммунистической, государственнической, не подразумевающей никакой частной инициативы, отличалась.

Она хотя бы что-то перед собой рисовала: мы строим коммунизм к такому-то году, мы строим дорогу отсюда-сюда, мы — космическая держава, на деле, то есть реально развиваемся, а не туристов посылаем в космос через русских.

То есть был какой-то vision (с англ. — представление, изображение). А у Лукашенко какой vision? В полноценной идеологии, на мой взгляд, должен быть какой-то образ будущего, — считает Шрайбман.

Он объясняет то, как режим, подменяя идеологические понятия, пытается оправдать свои преступления.

— Они суверенитет понимают иначе.

Это для нас суверенитет — во многом синоним независимости. А для них это — не лезьте в наши дела, мы хотим бить беларусов — будем бить, хотим сажать — будем сажать.

Их понимание о суверенитете заключается в том, что нет наднациональных норм, поэтому уважайте нас такими, какие мы есть: мы — власть, сами разберемся.

А сейчас у них новая идеологическая пропагандистская мантра. Она уже не о том, что мы с Россией, а о том, что мы с мировым большинством.

И Рыженков, который сейчас бегает по мировым форумам, и даже Лукашенко, когда он не один на один с русскими, не говорят, что мы за северо-западный край.

Они говорят, мы — мировое большинство. Мы — Китай, Индия, Бразилия, Россия (через запятую), вся Африка — большинство. А вы там у себя на Западе — декаданс, вы отмираете. Вы просто этого еще не поняли.

А мы — большинство, и наше большинство строится на определенных принципах. Это и принцип уважения суверенитета. И здесь его следует трактовать так: мы должны быть прекрасны суверенны в своем многообразии того, как бьем свои народы. И не лезьте, пожалуйста, в наши внутренние дела. Вот такой у них суверенитет, — заключил Шрайбман.