Профессор Университетского колледжа Лондона Владимир Пастухов — о том, почему он не воспринимает распространенные утверждения о вариантах окончания войны.

– В Украине существует мощнейший психологический блок на обсуждение любого варианта прекращения войны, кроме восстановления страны в границах 1991 года, – пишет Пастухов. – Сознание украинцев загнано внутрь довольно странной дихотомии, происхождение которой мне до конца самому неясно: или возвращение всех оккупированных территорий (победа), или мир в обмен на территории (поражение).

Если собеседник не становится на позицию «война до полного и окончательного освобождения территорий», ему тут же в лоб летит клеймо, что он сторонник «мира в обмен на территории», а значит, пораженец, потому что никакого мира в обмен на территории быть не может, так как Путин никогда на этом не остановится и верить ему нельзя.

Таким образом, единственно обсуждаемым вариантом остается «война до полной деоккупации территорий» и, если ты продолжаешь упорствовать и сомневаться в достижимости этой цели, то тебе в лоб снова летит клеймо, что ты хочешь втюхать и так уже со всех сторон обманутым украинцам «мир в обмен на территории», и дальше по кругу до бесконечности.

Вырваться из этого замкнутого круга силлогизмов практически невозможно, так как никого в этом вопросе не волнует логика. И все-таки я рискну обратить внимание на некоторые логические цепочки.

Начну с формулы победы.

Освобождение оккупированных территорий не равно победе и не означает прекращение войны. Если Россия в этот момент не испарится и не рассыплется на части, то она продолжит войну с утроенной энергией.

То есть чтобы победить, надо идти до конца, то есть не только брать Москву (Наполеон взял, и что?), а двигать в Сибирь, так сказать, до самых до окраин, оккупировать самим огромные пространства, принимать капитуляцию второй (если не первой) по запасам ядерного оружия страны.

«Ну такое», как говорят сами же украинцы.

Главное тут то, что, если украинцы дойдут до своих границ и остановятся, то война от этого не остановится, потому что русские на этом не остановятся.

Вроде бы все просто в этом вопросе, но никто всерьез не воспринимает. Почему? Потому что есть непроизносимая вслух, но глубоко укорененная в сознании украинцев вера, что стоит им дойти до своих границ, как режим зашатается и рухнет, в России произойдет то ли революция, то ли переворот, после чего Россия развалится на части и будет демилитаризирована и да, – денацифицирована тоже, – доблестными союзническими войсками, которые в первую очередь отнимут у нее ядерное оружие.

Конечно, и такое может случится. Но, честно сказать, для этого не нужно доходить до границ 1991 года. Оно либо произойдет, либо нет, как встреча девочки и динозавра. Я бы не стал закладываться на это, как на твердый фундамент в расчетах.

Теперь посмотрим на другую сторону и поговорим о формуле поражения.

А кто вообще сказал, что мир можно обменять на территории?

За пределами газетных болтунов, которые об этом пишут чаще корыстно, чем бескорыстно, в это и вправду никто не верит.

Мир можно обменять только на гарантии безопасности (какие и от кого – очень большой вопрос), то есть на силу.

А вот можно ли территории обменять на гарантии безопасности, то есть на поддержку сильных, а главное, нужно ли – это как раз тема для широкой дискуссии и торга. Но не с Россией, а с теми, кто эти гарантии безопасности может предоставить.

То есть предмет спора сегодня немного другой. Во-первых, готовы ли союзники вообще предоставить эффективные гарантии безопасности Украине, а не такие, как в Будапештском соглашении?

Во-вторых, если да, то необходимо ли в качестве цены за предоставление таких гарантий отказаться временно от такой задачи как возврат территорий, поскольку они не хотят быть втянутыми в войну здесь и сейчас?

У меня нет ответов на эти вопросы, но, по крайней мере, я понимаю, что это та постановка вопроса, которую имеет смысл обсуждать, вместо странного травматизирующего мифа о мире в обмен на территории.