Пышный визит Владимира Путина в Северную Корею может показаться реставрацией советского прошлого. Но скорее это его, как сказали бы филологи, гиперкоррекция. То есть реставрация с гаком: реконструкция не советской реальности, а нынешнего мифа о ней, пишет российский политолог Александр Баунов.

0000000

Хотя перед приездом в Пхеньян Путин и написал для главной северокорейской газеты статью, прославляющую традиции дружбы и сотрудничества обоих народов, советские руководители Кимов не любили и даже презирали, зная цену собственным ставленникам, их истинное происхождение и настоящий боевой путь. Даже те из советского руководства, кто не открывал Маркса, отлично осознавали, что ничего марксистско-ленинского в этой потомственной чучхе нет, а есть варварство и наглость посредственностей у власти, которых терпят по геополитическим причинам.

То есть в коммунистическом лагере, в отличие от романтического Кастро или восточноевропейских партийных бюрократов, Кимы всегда выступали в роли своего сукиного сына, как одиозные латиноамериканские диктаторы в лагере американском. Ни один советский руководитель за все десятилетия дружбы и сотрудничества не приезжал в Северную Корею.

Советские люди, даже простые, над Кимами тоже смеялись, а северных корейцев снисходительно жалели еще до Перестройки. Страницы журнала «Корея сегодня» листали обычно с утешительной улыбкой — вон еще какой идиотизм в мире есть, у нас еще ничего.

Поэтому, приехав к Киму, воспевая его как замечательного друга и настоящего коммуниста, Путин не воссоздает советскую реальность и советские отношения, а создает новую.

Зная КНДР как страну красных флагов, портретов вождей и всепроникающей идеологии чучхе, мы по умолчанию исходим из того, что в нынешней паре Путин — Ким российский лидер прагматик, а корейский — идейный, ведь это у них там пионеры в галстуках и колхозы.

В действительности все чуть ли не наоборот. Кима в швейцарской школе учили совсем не чучхе. Далек от нее и хорошо описанный подлинный круг его интересов. Он получил идеологию в наследство вместе с властью и использует ее как инструмент удержания власти, попросту личного спасения, которое без власти под вопросом. Точно так же он получил в наследство международную изоляцию.

Путин, в отличие от Кима, создал международную изоляцию сам, это его выбор. Его антизападничество свежее, неофитское, страстное. Он сам строит режим, его лозунги и институты. Это не наследство, а собственных рук дело.

То же касается войны. Со времен замораживания корейской войны Северная Корея была одним из главных поставщиков военной угрозы на внешнеполитический рынок, это был ее важный товар, обменный курс которого колебался в зависимости от обстоятельств. Но за десятилетия Пхеньян так и не перешел от слов к делу, в то время как Путин проделал этот путь за несколько месяцев.

Словарь газетных передовиц и теленовостей КНДР похож на ранние большевистские плакаты или новый язык Дмитрия Медведева, но и это тоже наследство — дежурная, проходная стилистика северокорейской прессы, лишенная подлинной страсти. Эта интонация не задевает, к ней привыкли, а новый антизападный язык России, язык конфликта и презрения создается прямо сейчас. Если северокорейские пропагандисты в целом пользуются агрессивным словарем, доставшимся от предшественников, их российские коллеги прямо сейчас переходят на него, соревнуясь в изобретении оскорблений и ругательств в адрес Запада.

Новый российский язык ушел намного дальше того, что можно было услышать и прочесть за долгие десятилетия холодной войны. Вымышленная вечная дружба с Северной Кореей и словарь времен мировой революции — не единственные области, где Путин проскакивает советское наследие и идет дальше, создавая под прикрытием реконструкции прежнего величия новую реальность.

Там же и пионеры в красных галстуках, марширующие под ликом Спаса нерукотворного, и военный суд за пьесу и спектакль, и отказ от хотя бы номинального советского пацифизма, выраженный в криминализации слова «мир» в устах противников, и попытки заменить его в старых советских праздниках и лозунгах — вроде подмены первомайского лозунга «Мир, труд, май» на менее миролюбивые триады.

В отличие от Кимов, чья политика в новом веке колебалась в привычном для Северной Кореи коридоре потеплений и обострений в отношениях с Западом и корейским Югом, Путин проделал эволюцию, которую отлично иллюстрирует разница между его двумя визитами в Северную Корею.

Путин впервые поехал туда в 2000 году, вскоре после избрания президентом. Тогда эта поездка воспринималась как экзотическая, своего рода миссия в собственное прошлое от имени настоящего.

Хотя в 2000 году для части аудитории посещение российским президентом Пхеньяна выглядело как ностальгический трибьют былому величию, вроде возвращения музыки советского гимна, Путин прежде всего ехал в Пхеньян как глава новой России, которая может оказать мировому сообществу ценную услугу и убедить Северную Корею соблюдать соглашения по ограничению своей ракетной программы. Зачем вам ракеты, когда безопасность гарантирует Москва и она же может помочь с освоением космоса? Присутствовал и эгоистический мотив: президент Буш принялся развивать противоракетную оборону, ссылаясь на угрозы со стороны Северной Кореи и Ирана, но нет ракет, нет и угроз.

Путин посылал сигнал Западу, в целом внешнему миру, что Россия — полезный и эффективный посредник в общении с анфан террибль мировой сцены, среди которых много бывших советских союзников. Самим изгоям он давал понять, что Россия лучше прочих поможет наладить им отношения с Западом и выйти из изоляции.

Поездка Путина к Ким Чен Иру отдаленно напоминает встречи Трампа с Путиным в Хельсинки и Ким Чен Ыном в Сингапуре. В преддверии обеих Трамп давал понять, что у него хватит энергии, веса, влияния и прагматизма, чтобы убедить сложных собеседников сойти с дороги конфронтации и тоже стать прагматиками. Точно так же, как Трамп позже, Путин тогда провалился.

В 2000 году Ким Чен Ир сказал Путину что-то, из чего российская делегация поспешила сделать вывод, что КНДР ограничит свои ракетные амбиции в обмен на российские обещания: «После переговоров Президент России заявил журналистам, что, по словам Ким Чен Ира, Северная Корея готова пользоваться исключительно ракетными технологиями других государств, если ей предоставят для мирного исследования космоса ракетоносители», сообщалось тогда на сайте Кремля.

Сам Путин на короткой пресс-конференции после общения с Кимом тоже воодушевленно рапортовал об успехе: «Вне рамок подписанного документа могу вам дополнительно сообщить. Именно в силу достаточно доверительного характера наших сегодняшних разговоров прозвучал тезис, который был высказан руководителем Корейской Народно-Демократической Республики, согласно которому Северная Корея вообще готова пользоваться исключительно ракетной техникой других государств, если они предоставят такую возможность, для мирного исследования космоса… Хочу обратить ваше внимание на то, что такое заявление прозвучало из уст руководителя Корейской Народной Демократической Республики впервые».

Однако вскоре выяснилось, что Ким обманул Путина. Никакой ракетной программы он сворачивать не собирался, путинское победное заявление списали чуть ли не на ошибку переводчика, а Путин с Ким Чен Иром больше не виделся. В 2006 году Россия официально осудила испытание северокорейской баллистической ракеты, а в 2009 году, после очередного корейского ядерного испытания, присоединилась (вместе с Китаем) к санкциям против КНДР. С уже очень больным Кимом в 2011 году под Москвой встретился Медведев, а Путин возобновил отношения на высшем уровне только при новом Киме.

Четверть века спустя после первого визита Путин едет в Пхеньян совсем в ином качестве. Не как молодой и прагматичный представитель глобального мира, который поможет наладить отношения с теми, кто еще в него не вошел. А как самопровозглашенный лидер антиглобалистской коалиции, один изгой к другому изгою, которые совместным усилиями готовы нынешнему миру противостоять.

Конечно, и Путин, и Ким считают себя сугубыми прагматиками, совсем не похожими на чокнутых идейных марксистов и антиимпериалистов ХХ века. Одному нужны снаряды, другому — деньги и углеводороды, обоим — дыры в санкциях и геополитические противовесы, которые они ищут друг в друге. В конце концов, каждому может пригодиться запасной аэродром. Однако на сегодняшний день большим циником оказывается Ким, а Путин выглядит более страстным, обиженным, разгневанным и потому идеологически мотивированным участником пары.

Сравнение двух визитов позволяет ясно увидеть траектории обеих стран в новом столетии. Путину не удалось привести Северную Корею в мировое сообщество, пусть иногда двери туда для нее и приоткрываются, зато удалось привести Россию в Северную Корею.

carnegieendowment.org